Что мы защищаем-2022

Станислав Смагин, политолог, публицист, военнослужащий 107-го батальона Народной милиции ДНР — специально для сайта Асафов.ру

(название — отсылка к статье Алексея Толстого, опубликованной 27 июня 1941 года в газете «Правда»)

Всем нам очевидно, что мы присутствуем и участвуем в исторических событиях, определяющих судьбу нашей страны на многие десятилетия, возможно, не только на XXI век, но и дальше. Однако в понимании и осмыслении этих событий слишком много сумбура, начиная с терминологии. Понятие «СВО» все заметнее исчерпывает себя, но по-прежнему в ходу. Все чаще и обоснованнее говорят о новой Отечественной войне, но само понятие «война» не одобряется цензурой, и употреблять его пусть в символическом контексте приходится с осторожностью.

Одни говорят про нашу смертельную принципиальную схватку с Западом, где Украина лишь орудие агрессии. Другие, наоборот, утверждают, что, мол, имеет место жизненно важная, но по своему типу банальная схватка двух государств за спорные территории, где Запад важнейший, но не ключевой фактор, и если ему правильно подать суть наших противоречий с Украиной, он, возможно, не откажется от поддержки киевского режима, то хотя бы снизит свой энтузиазм.

То почти исчезают из официальных выступлений, то возвращаются слова «денацификация» и «демилитаризация». Несколько раз менялась позиция относительно легитимности Зеленского и его клики и территориальной целостности Украины за пределами Донбасса. Долгое время после освобождения нами большей части Херсонской и Запорожской области там сохранялись украинские флаги и прочие атрибуты принадлежности Украине, затем они постепенно стали заменяться на российские атрибуты, а в сентябре произошло возвращение в русскую гавань.

Вся эта деморализующая разноголосица и противоречивость требует внесения ясности и твердых программных опор, что и решил сделать автор сих строк. Уточню — моя программа это не программа российского руководства. Не мне судить о наличии у российского руководства точной и долгосрочной стратегии по украинскому вопросу и о том, есть ли она вообще, и, соответственно, не мне ее излагать. Я лишь постарался описать предпосылки и предысторию наших действий, что и почему мы делаем сейчас, и, уже затем, чем ДОЛЖНЫ завершиться наши усилия и что мы ДОЛЖНЫ делать потом. Возможно, некоторую дополнительную весомость моим словам придаст мое нынешнее местопребывание (это, скажем так, Донецкая агломерация).

Итак

1. Первоочередная задача — освобождение временно оккупированных Украиной частей ДНР, ЛНР, Запорожья и Херсонщины, возвращения мира и спокойствия в дома и души живущих там людей. Без этого дальнейшие шаги невозможны ни морально-этически, ни просто логически. Теперь — о дальнейших шагах, которые тесно связаны между собой.

2. Термин «денацификация», как уже было сказано, то исчезает из официального обихода. Термин «деукраинизация» никогда официально и не употреблялся, и вообще считается пугающим и недипломатичным. Между тем, денацификация и деукраинизация (подчеркнем — общественно-политическая) это два тесно связанных понятия, так же как, собственно, украинский нацизм и политическое украинство.

Какова историческая база украинства? В результате бурных событий российской истории и объективных этнополитических процессов единый русский народ в средние века разделился на три ветви: великороссов, малороссов и белорусов (можно выделить и малые самобытные ветви вроде закарпатских русинов). При этом до поры до времени степень близости между ними позволяла считать их частями единого организма. Основные территории, населяемые малороссами, побывали под гнетом разных иностранных держав и захватчиков, но к концу XVIII века оказались полностью воссоединены с Россией.

Все украинство тогда — это сугубо географическое понятие «украина-окраина» и набор культурных, бытовых, языковых и лингвистических особенностей, отдалявших малороссов от великороссов меньше, чем пруссаков от баварцев в Германии, бретонцев от гасконцев во Франции, чем многие народности Индии друг от друга, чем ханьцев от маньчжуров в Китае на протяжении веков, пожалуй, даже меньше, чем жителей Севера Италии от жителей Юга. Даже украинский идол Тарас Шевченко не называл себя украинцем, предпочитал русский язык, об Украине говорил исключительно в географическом ключе и чередовал употребление «в Украине» с «на». Другой литературный идол, Иван Франко, в молодые годы обращал перо против «москалей и ляхов», но, повзрослев, выражался иначе: «Мы все русофилы, слышите, повторяю еще раз, мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра, любим и учим его язык. И читаем на нем нового, наверное, не меньше, а может, больше, чем на своем…»; «Ни один умный человек, у которого есть хоть капля политического здравого смысла, <…> не мог даже в самой буйной фантазии рисовать себе возможность отделить и отгородить украинскую землю от России».

Даже приверженцы идеи малороссийской самобытности не шли дальше пропаганды культурной автономии, хотя по другую сторону границы Российской империи на землях Галиции уже взращивалась идея украинской нации как антирусского тарана. И после февральской революции политическая автономия, пусть и обретала все новых адептов, но оставалась пределом мечтаний. Лишь после прихода к власти большевиков идеологи «украинства» решили воспользоваться всеобщей смутой и провозгласить самостоятельность.

Пересказывать дальнейшие события и обстоятельства за 105 лет нет особого смысла, благо их подробно изложил президент в своей программной речи 21 февраля. Из региональных и культурных особенностей, которые и самые горячие их ревнители видели фундаментом разве что автономии, вырос сепаратизм и довольно заурядный восточноевропейский национализм. Из него — уже горячий, звериный национализм хорватско-усташского накала и концепция «Украина не Россия», перешедшая затем в «Украина антиРоссия». Оттуда — нынешнее, совершенное в своей бесчеловечности украинство как суть и содержание соответствующего государства.

Этому государству уже мало распространения своих человеконенавистнических практик в границах Украинской ССР 1991 года, включая, разумеется, Крым и Севастополь. Оно со всей серьезностью претендует на сопредельные регионы России — Белгородскую, Курскую, Воронежскую, Ростовскую области, на Кубань. Оно, строго говоря, уже сейчас занимает тысячи километров «новых» российских земель, продолжая наступление на них, и одновременно несет обстрелами смерть на «старые» — те же Курщину и Белгородчину. Оно, не жалея случайно оказавшихся на пути мирных людей, бьет по Крымскому мосту, немедленно посвящая этой великой «перемоге» плакаты и песни. Оно, опираясь на разветвленную сеть агентов, готовит диверсии против российской инфраструктуры и теракты против российских граждан. Оно убивает прямо в Москве наших журналистов и общественных деятелей — таких, как Дарья Дугина.

Одних этих фактов, даже без перечисления жутких и бесчисленных украинских военных преступлений, особенно против мирных жителей и пленных, достаточно для констатации: нынешняя Украина представляет смертельную идеологическую, геополитическую и военную угрозу для нас. Соответственно, политическое украинство должно быть демонтировано и подрублено до изначального корня.

3. В территориальном плане от украинства и от любой, даже обезвреженной и обеззараженной украинской государственности, точно должны быть освобождены еще несколько областей, которые быстро войдут в состав России. Их список в общих чертах совпадает с предполагаемым составом «Юго-Восточной Украинской автономной республики», которую собирались провозгласить после первого оранжевого майдана 2004 года. Тогда на Северодонецком съезде депутатов всех уровней, на котором и прозвучала идея республики, были представлены Донецкая, Днепропетровская, Житомирская, Запорожская, Кировоградская, Луганская, Николаевская, Одесская, Полтавская, Сумская, Харьковская, Херсонская, Черниговская области, Крым и Севастополь.

Сумы, Полтава, Чернигов и Житомир сейчас явно находятся под вопросом (Житомир уж точно). Все эти области или некоторые из них, скорее, должны попасть в промежуточную зону демонтажа украинства. В пределах этой зоны украинская идентичность будет допустима в деполитизированном (по сути дела, изначальном, культурно-региональном виде), русский язык и русская культура получат абсолютную свободу, поддержку и поощрение, не будет допустимо никакое военное присутствие, кроме, разумеется, российского. Местные административно-управленческие элиты должны быть строго подотчетны России, лояльны ей и не должны проявлять даже «правильного адекватного украинского национализма», что отсекает обанкротившиеся и нанесшие нам неисчислимый вред кадры вроде Медведчука. Выполнение этой программы в среднесрочной перспективе закономерно, по факту естественных изменений приведет к плавной, полноправной и равноправной интеграции и этих областей в состав России.

Особняком стоит Западная Украина. Идеи полюбовно отдать ее Польше натыкаются на сомнения в возможности самого полюбовного соглашения с нынешней Польшей и целесообразности ее разрастания. Неплохим вариантом было бы создание буферного государства в составе трех-восьми областей, степень русофобии которого компенсировалась бы его военной и экономической слабостью. Привлекательным выглядит вариант передачи Закарпатья относительно — по современным меркам — вменяемой Венгрии. Но нельзя забывать о закарпатских русинах, ориентирующихся на Россию. Да и в Галиции хоть как-то нужно принять во внимание память о тамошнем русофильстве, очень сильном еще сто лет назад и изничтоженным последовательными австро-венгерскими, польскими и бандеровскими волнами.

В любом случае, надо признать, что судьба Западной Украины сейчас находится если не за горизонтом, то ближе к горизонту планирования, учитывая, что еще далеко не обеспечены безопасность и освобождение стопроцентно русских земель. Во время Великой Отечественной войны комиссии по разработке будущего мирного договора с Германией были созданы только в 1943 году, после коренного перелома в войне и освобождения значительной части советских земель.

4. Необходимо признать, что на Украине в целом сформировалась, а после начала спецоперации укрепилась гражданская нация, скрепленная образом врага, невзгодами, страхами и пропагандой. Для этой нации борьба с Россией — справедливая и даже, как ни режет наше ухо и глаз такое определение, отечественная война. Нужно относиться к этому как к данности. Немцы в массе своей тоже считали войну с СССР справедливой, а после начала боевых действий на их собственной территории — и отечественной. Эти подогревались пропагандистскими страшилками, что русские собираются их поголовно вырезать. Между тем, Сталин ничего такого предпринимать не собирался и планы в отношении немцев вынашивал весьма, если не чересчур лояльные, в отличие от многих политиков Великобритании и США. Схожая ситуация и сейчас.

Опять же, относиться к этому нужно как к данности. Среди украинских граждан остается немало внутренне пророссийских, немало просто по-житейски вменяемых, немало тех, кто некрепок в своих убеждениях и переубеждаем самой жизнью. С остальными придется работать после окончания боевых действий, настойчиво, но аккуратно, совмещая разные методы, и не нужно питать иллюзий, что эта работа будет быстрой и легкой.

Здесь важно разделение Украины на разные зоны с разным администрированием, политико-правовым режимом и подходом, в зависимости от времени прихода туда России и обстановки на момент прихода. Не нужно повторять ошибку прямого включения в состав советской Украины ее западной части, где, как уже упомянуто выше, некогда мощные русофильские настроения были задавлены австро-венгерским геноцидом и жестокими польскими репрессиями, а затем бандеровским террором, одинаково направленным против всего польского и русского. Некоторого позитива должен прибавить опыт Российской империи, которой к началу Первой мировой удалось не решить, но хотя бы нейтрализовать до относительно приемлемого уровня еще более сложную и болезненную польскую проблему. Свидетельство этому — множество польских офицеров в русской армии, немалое количество смешанных браков, влиятельные пророссийские политические силы вроде Национал-демократической партии во главе с Романом Дмовским.

5. Само собой разумеется, что, вне зависимости от текущего публичного отношения российского руководства к Зеленскому и иже с ним, сегодняшняя украинская власть вместе с украинской политической элитой должна быть отправлена на свалку истории, а все ее деятели, хоть как-то причастные к военным преступлениям, должны понести заслуженное наказание если не по ходу боевых действий, то после их окончания. Это важно не только в качестве наказания за содеянное в прошлом, но и как фундамент будущего оздоровления того, что сейчас называется Украиной.

6. Упомянем также роль и место Запада в украинской драме. Тема наших отношений с Западом хотя бы за тридцать последних лет — тема необъятная. Ей, в частности, я перед самым отъездом на фронтом посвятил большую статью «От восторга до вражды. Как менялись отношения России и Запада», с которой при желании можно ознакомиться. Остановлюсь лишь на основных моментах.

Даже если не трогать лихие девяностые, еще в начале 2000-х российский правящий класс и российское руководство стремились интегрироваться сами и интегрировать Россию в западный миропорядок на правах пусть младшего, но уважаемого партнера. Владимир Путин во время первого президентского срока несколько раз поднимал вопрос о вступлении России в НАТО, после нью-йоркских терактов 11.09.2001 выразил горячую поддержку Дж.Бушу-младшему и оказал ему фактически союзную помощь, в частности, дав карт-бланш на размещение американских баз в Средней Азии.

США благосклонно принимали эту помощь, считая ее, однако, чем-то само собой разумеющимся и не требующим ответной благодарности. Одновременно даже при Буше-младшем, у которого с российским коллегой установились теплые личные отношения, случились «оранжевые революции» в Грузии и Украине, блокирование американской и европейской дипломатией российского плана урегулирования в Приднестровье, подготовка к развертыванию американской системы ПРО в Восточной Европе, дошедшая до подписания соответствующих договоров с Польшей и Чехией, давление по поводу «прав человека» и «ущемления демократии», громкое антироссийское выступление вице-президента США Дика Чейни в мае 2006, фактически ставшее ремейком Фултонской речи Черчилля, проектирование и поддержка евразийских газо- и нефтепроводов, имеющих целью снижение роли России как регионального транзитера (в частности, Баку-Тбилиси-Джейхан) . Параллельно укрепление деловых и особенно топливно-энергетических связей с Западной Европой, имевшая целью привязку тамошних элит к российской, в основном выполняла противоположную роль.

Одним из риторических ответов России на вызовы стала Мюнхенская речь президента в феврале 2007, а итоги двух президентских сроков Буша для российско-американских отношений подвела пятидневная война с Грузией. Затем в отношениях с США и Западом в целом наступила новая оттепель, постепенно шедшая на спад и закончившаяся в момент победы киевского майдана-2014, операторами которого стали европейцы и американцы, причем европейцы поначалу даже в большей степени.

Это не мешало Западу и в 2014 году, и после, загоняя Россию во все более невыгодные геополитические и геоэкономические, регулярно давать какие-то обещания и затем их не выполнять. Можно вспомнить горькое признание президента, сделанное в документальном фильме «Миропорядок-2018»: «К нам обратились американские партнеры, они попросили нас, чтобы мы сделали все, я сейчас говорю почти дословно просьбу, чтобы Янукович не применил армию, чтобы оппозиция освободила площади, административные здания и перешла к выполнению достигнутых соглашений о нормализации ситуации.

Ну, хоть позвонили бы, хоть бы что-то сделали, хоть слово бы сказали. Хотя бы сказали — знаете, есть такое понятие, как эксцесс исполнителя, — что мы этого не хотели, но так вот события развивались, но мы сделаем все, чтобы вернуть все в правовое поле. Ни слова, наоборот, полная поддержка тех, кто совершил государственный переворот».

Характерное признание на днях сделал и Сергей Степашин, бывший российский премьер и предшественник Владимира Владимировича на этом посту в 1999-м: «Именно Меркель была главным политиком, которая убедила Путина подписать Минские соглашения, когда мы в принципе могли решить все вопросы, которые решаем сегодня по освобождению от нацистов большей части Новороссии. Это можно было сделать легко, канцлер ФРГ обратилась: «Давайте подождем, пойдем на Минские соглашения, давайте договариваться»». А ведь Меркель по сравнению с наследующим ей немецким кабинетом министров еще относительно вменяемый и ответственный политик.

Сейчас, вероятно, западная дипломатия по тайным каналам делает какие-то предложения по заморозке конфликта. Их цену можно было увидеть не только до СВО, но уже и в ходе нее. Мы видели и предварительные договоренности в Стамбуле, закончившиеся отводом войск с Киевщины в качестве жеста «деэскалации», с немедленно устроенной кровавой провокацией в Буче. И «зерновую сделку», закончившуюся полным обманом на тему доставки разблокированного продовольствия в голодающие страны (реально оно пошло Европе) и провозом украинскими террористами без досмотра взрывчатки, использованной для атаки на Крымский мост.

Можно выискивать разногласия западных политиков, бреши в их позиции по российско-украинскому вопросу и признаки усталости от Украины. Можно рассуждать о том, что западная помощь Украине дозирована, а поставляемое вооружение часто устаревших образцов. Что ж — этой помощи и вооружения вполне хватает, чтобы создавать нам огромные проблемы. А прямое участие в конфликте западных инструкторов, наводчиков, разведки и разнообразных наемников, количество которых на фронте уже, видимо, исчисляется десятками тысяч, и вовсе снимает вопросы о «несерьезном» отношении Запада.

То же и с внутризападными разногласиями. Главные «ястребы» хотели бы просто раздробить Россию, отменить ее как государство и участника исторического процесса. Ничто не ново под луной — вспомним стихотворение времен Крымской войны: «Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон поражает Русь на карте указательным перстом». Более умеренные считают развал России опасным — их бы устроило наше максимальное ослабление, навязывание марионеточного режима, выкачивание ресурсов уже не в деловом, а в грабительском русле. Как Украину сейчас используют в качестве «пушечного мяса» против России, так и нас будут использовать в качестве орудия против Китая, Ирана, Турции (а иногда, наоборот, Турцию против нас — но подразумевается, что в новом раскладе мы станем слабее и несамостоятельнее турок).

На днях во французском издании Libération появилась статья евродепутата Бернара Гетта «После войны в Украине». Вот какую программу автор предлагает для России после ее, как он считает, неизбежного поражения.

1. Репарации Украине.
2. Россия по духу и культуре должна относиться к европейской семье народов.
3. Российская Федерация должна полностью сохранить свою территорию в тех международно признанных границах, которые существовали раньше [то есть до 2014 года].
4. Европа должна сохранить Россию от превращения ее в вассала Китая.
5. Европа не должна допустить распада России и особенно появления теократически-мафиозных государств на Кавказе или подчиненных Китаю регионов Сибири.
6. Принцип полной свободы вступления в любые политические и военные альянсы должен быть распространен на все европейские страны.
7. Население России должно рассматриваться, как принужденное (прямо или непрямо) к нынешней системе беззакония, потому что в принципе нет народа, предпочитающего произвол власти безопасности закона.

И это еще крамола по сравнению с мейнстримом, верх допустимого «русофильства», да еще от представителя политической элиты Франции и вообще «старой» Европы, на вразумление которой у нас делали ставку. Легко представить программы неумеренные.

Да, США в нынешнем конфликте ставят еще и попутную цель ослабления Европы и лишения ее экономической мощи. Так бывало не раз. Например, в ходе Первой мировой наши союзники по Антанте, в первую очередь Англия, едва ли не больше победы Германии опасались усиления по итогам войны России и отчаянно интриговали для недопущения этого. Схоже обстояло дело и во Второй мировой. А вот США и лично Рузвельт хотели не только поражения III Рейха, но и развенчивания Британской империи, поэтому со Сталиным по многим вопросам взаимодействовали продуктивнее, чем с Черчиллем, и в пику британскому премьеру. Более того, уже после войны Вашингтон и Москва с одинаковым энтузиазмом, пусть и под несколько разными лозунгами, били по британской и французской колониальным системам. А в 1956 году американцы оказались ситуативными попутчиками СССР по принуждению своих же союзников по НАТО, все тех англичан и французов, к сворачиванию совместной с Израилем агрессии против Египта.

Это смутно понимают многие европейские политики, включая не самых адекватных, и тем более хотя бы молча понимают европейские обыватели — так, немецкое интернет-голосование по вопросу «кто осуществил диверсию на трубопроводах в Балтийском море» дало расклад: 94% за США и лишь 6% за Россию. Но все эти внутризападные интриги и подножки никак не влияют на факт смертельной угрозы Запада в совокупности для нашей страны. И Украина как инструмент реализации данной угрозы страшна не только в военно-геополитическом плане, но и в идеологическом, мировоззренческом. «Украина антиРоссия» — это экзистенциальный вызов самой России, расхитительница русских земель, мучительница и убийца русских людей. Это государство, объявившее своей важнейшей и благороднейшей целью террор против России. Наконец, это заготовка, по которой в случае нашего поражения будет переделана сама Россия.

Именно поэтому нейтрализация Украины как западного инструмента оказалась нашей первоочередной задачей. Но не нужно питать иллюзий — будут еще новые противостояния с Западом и новые спецоперации. Поэтому мы должны по итогам нынешней кампании не только победить, но и набраться опыта и многому научиться.

7. Российская элита, как мы уже подчеркнули, никогда не желала демонтажа западной модели глобализации, а лишь хотела получить более комфортное место в ней. Более того, огромное количество элитариев и сейчас продолжает ориентироваться на западные ценности и надеяться сохранить или вернуть свое зарубежное имущество и вклады.

Поворот на Восток и вообще в сторону от Запада оказался вынужденным. Но это ведь и поворот самого незападного мира к нам. Не только для Китая, но для вполне лояльных или даже союзных американцам стран, таких как Аргентина, Бразилия, Индия, Саудовская Аравия и других монархий Залива наша СВО оказалась примером жесткого отстаивания национальных интересов и дерзкого вызова мировому гегемону. Эти страны потянулись к нам, и недавно проявившиеся сложности в отношениях с Индией и Китаем связаны вовсе не с самой спецоперацией, а с ее ходом и тем, что, как принято говорить, «мы еще толком не начинали».

Можно сказать, что чьи-то ожидания — это их же проблемы. Но было бы глупо лишиться возможности стать флагманом и лидером незападного мира. А ведь и на самом Западе нам симпатизируют многие левые и правые противники глобализации и американского миропорядка. Сейчас эти симпатии еще усилились, хотя, надо признать, образ современной России в их глазах несколько идеализирован. Значит, по итогам войны мы должны не просто сохранить и увеличить количество наших сторонников. Мы должны поменьше казаться и побольше быть.

8. И вот насчет «быть» — последний, но один из первых важности пункт. Есть мнение, что неудачные для России войны, такие как Крымская и русско-японская, приводят к благоприятным внутренним переменам. Но сейчас даже само по себе военное и геополитическое поражение будет иметь цену больше и страшнее, чем тогда. И, главное, поражения на самом деле приводят к самым разным по содержанию, размаху и положительности либо отрицательности последствиям. Вспомним 1917 год. Собственно, сложно сказать, что тогда было первично, военная неудача или смута. Они оказались в связке, одно подпитывало и ускоряло другое.

Сейчас нам нужна совсем другая связка — Победы и глубоких положительных перемен внутри. Перемены должны приближать Победу, укрепляя фронт и тыл, а Победа — стать топливом новых перемен. Перемен масштабных, всесторонних, революционных — в политике, экономике, социальной сфере, обществе, культуре, моральной атмосфере. Это, кстати, укрепит российскую государственность перед новыми вызовами и битвами.

Для нас борьба с врагом неразрывна связана с внутренней борьбой за будущее страны. Мы не хотим повторения печальной истории ветеранов Афганской войны, возвращавшихся в уже агонизирующий Советский Союз и слышавших от чинуш, совмещавших бюрократическое чванство и новые «демократические» замашки: «Ваши трудности нас не касаются, мы вас туда не посылали».

Вот за что мы сражаемся. Вот за что боремся. Вот что мы защищаем.